С двух сторон каминной полки и на буфете возвышались большие оловянные кувшины с камышами и лавандой. Геральдический щит с крестом посередине, на котором красовался девиз: «Vincere aut mori» — «Победа или смерть», — больше не валялся в углу спальни, куда Дункан его закинул, а висел над каминной полкой, как и другой, оказавшийся над камином, расположенным с противоположной стороны. Яркие поля его лучшего щита красного и золотистого цветов, освещенные пламенем свечи, без слов свидетельствовали о родственных связях Дункана с самим королем.

По обеим сторонам окна на южной стене, напротив персидского ковра, красовались два его лучших знамени.

— Боже правый! Да она, похоже, притащила сюда всю мою амуницию!

— Не всю, но очень многое. — Айзек посмотрел и прибавил: — Вон там — ваши тяжелые доспехи и кольчуга. Интересно, как ей удалось ее поставить?

Ангус ухмыльнулся:

— Что скажешь, Дункан? Здорово она придумала, приставив к правой руке копье, а на голову установив шлем, верно? — Он приподнял забрало. — О, да этот рыцарь набит соломой.

Дункан открыл было рот, чтобы крикнуть жену и устроить ей разнос, но уже в следующую секунду вынужден был захлопнуть его: во дворе замка прозвенел колокол и в большом зале начали собираться обитатели замка. Мужчины, необычно молчаливые, занимали за столом свои места, а женщины, весело переговариваясь, усаживали за стол детей, которым не сиделось на месте. Дети беспрестанно вертелись и оглашали столовую восторженными возгласами — похоже, все нововведения Бет пришлись им по душе.

Проверив, что на сиденье его стула не лежит ничего острого, Дункан молча занял свое место в центре главного стола. Ангус, все еще ухмыляясь, уселся справа от него, а Айзек — справа от Ангуса.

— Почему мужчины молчат? — шепотом спросил Айзек.

— Не знаю, мой друг, — отозвался Дункан, рассматривая стоявший перед ним горшок с вереском и надеясь, что Бет скоро появится и даст ему необходимые объяснения.

— А это еще что за рожки? — спросил Ангус, разглядывая белые матерчатые конусообразные салфетки.

Дункан пожал здоровым плечом и облегченно вздохнул:

В зал вошли три девушки с кружками в руках, а за ними — Бет, она несла большой графин с элем. Прошептав что-то одной из девушек, Бет вручила ей графин и вышла из зала, прежде чем Дункан успел привлечь ее внимание.

Когда девушка подошла к Дункану, чтобы налить ему в кружку эля, он спросил ее:

— Что тебе сказала моя жена?

— Леди Бет предупредила меня, милорд, чтобы я не забыла подавать на стол с левой стороны, иначе она заставит меня целых две недели готовить поссет [22] .

Дункан понятия не имел, ни почему так важно подавать на стол еду именно с левой стороны, ни почему готовку поссета следует считать наказанием, а потому лишь бросил: — А…

Когда эль был разлит, в зал снова вошли женщину и начали ставить на каждый стол корзину с хлебом, блюда с жареной олениной, рыбой, картошкой и какими-то травами, на первый взгляд показавшимися Дункану сорняками. Вернувшись в зал, Бет встала у двери, наблюдая за происходящим. Убедившись, что все идет как надо, она подошла к Дункану, чтобы занять свое место слева от него.

Взгляды всех присутствующих устремились на них, когда Дункан отодвинул от стола стул и проговорил:

— Добрый вечер, миледи.

Не проронив ни слова, Бет села за стол, а когда в комнату проскользнула Флора и уселась в первом ряду, прямо напротив них, она презрительно вскинула брови.

Взяв со стола белый рожок, Бет встряхнула им, и он превратился в кусочек материи, который она положила себе на колени. Женщины сделали то же самое, а потом и мужчины, правда, слегка нахмурившись, последовали их примеру. Похоже, ни одному из них не хотелось навлечь на себя гнев Бет или своих жен.

Рейчел принялась накладывать еду на тарелку Айзека, и Бет проговорила, почти не разжимая губ:

— Разрешите обслужить вас, милорд?

Уловив в ее глазах стальной блеск, Дункан поспешно сказал:

— Спасибо. Все пахнет очень вкусно, миледи. — Заметив, что уголки ее губ слегка дрогнули, он прибавил: — Да и выглядит весьма привлекательно.

Взгляд Бет скользнул на его губы, однако она не проронила ни слова и молча принялась накладывать еду на стоявшую перед Дунканом деревянную тарелку. Когда она положила на нее и сорняки, он нахмурился.

Полив одуванчики, сладкий укроп и кресс-салат (вот чем на самом деле были сорняки) масляным соусом, Бет проговорила:

— Ешь. Тебе понравится.

Дункан скосил глаза и увидел, что Рейчел, закончив накладывать еду Айзеку, теперь обслуживает Ангуса, которому, судя по всему, тоже не очень-то хотелось есть сорняки.

После того как толстый священник прочитал молитву, вес взгляды устремились не на него, а на Бет, и, когда она улыбнулась и разломила кусок хлеба, с губ присутствующих сорвался вздох облегчения. Зал наполнился обычным гулом, когда все шестьдесят человек одновременно начали разговаривать во весь голос, стараясь перекричать друг друга. Из всех женщин, которых знал Дункан, лишь самым влиятельным вдовам удавалось добиться столь высокого уровня почитания, какой только что продемонстрировали его вассалы в отношении Бет, и это было странно.

Доев необыкновенно вкусный окорок, Дункан огляделся по сторонам и увидел, что одна из женщин стукнула мужа по запястью, когда тот попытался бросить на пол кость. Устыдившись, солдат положил кость в большую миску. Остальные мужчины, как заметил Дункан, сделали то же самое. «Ага. Собак постигнет горькое разочарование», — подумал он, кладя кость в стоявшую перед ним миску.

Кстати, где же они? Оглядевшись по сторонам, он увидел, что собаки, обычно брехливые и шумные, лежали в дальнем конце комнаты, уныло положив головы на лапы. В это время дня он обычно всегда о них спотыкался. Странно. Сейчас они — само спокойствие.

Доев все, что было на тарелке — даже сорняки, которые, по правде говоря, с яйцом и луком оказались весьма недурственны, — Дункан отодвинулся от стола.

— Миледи, все это, — он обвел рукой стол и комнату, — сделано просто великолепно.

— Естественно, милорд. Именно в этом и заключается моя работа: в организации банкетов. — Бет положила салфетку на стол. — Будь у меня достаточно времени и продуктов, я бы закатила вам такой пир, что вы бы ахнули.

Дункан вспомнил, как она рассказывала ему о своей жизни в новом Йорке. Этот рассказ плюс только что съеденный такой замечательный обед, какого не пробовал уже много лет, подействовал на Дункана умиротворяюще, и он прошептал:

— Я в этом не сомневаюсь.

Он и в самом деле не помнил, чтобы столь простая пища когда-либо доставляла ему столько удовольствия.

Дункан еще раз обвел глазами комнату. Она производила такое впечатление, словно его доход составлял пятьдесят тысяч фунтов, а не одну тысячу с хвостиком. Брюс наверняка будет поражен и как следует подумает, прежде чем затевать против него интриги. Но с другой стороны, этот подонок может удвоить свои усилия, чтобы заполучить Блэкстоун.

Дункан наклонился к Бет:

— Детка, мы должны поговорить о тех делах, которые довели нас до ссоры.

— Нет, милорд. — Встав, она улыбнулась людям, наблюдавшим за ней и, едва разжимая губы, прошептала: — Мы уже обо всем переговорили, за исключением этого.

Она взглянула на Флору, и краска бросилась ей в лицо. — Я не потерплю больше ее присутствие в замке, так что тебе лучше найти для нее место за его стенами. Дункан протянул к ней руку:

— Дорогая, ты не понимаешь…

Но Бет не дала договорить: зажав ему рот рукой и улыбнувшись, она тихо, но внятно произнесла:

— Прекрасно понимаю, сукин ты сын.

Круто повернувшись на каблуках, так что взметнулись изумрудные юбки, Бет пошла прочь, однако Дункан успел заметить в ее глазах предательские слезы.

То, что, несмотря на унижение, которое пришлось пережить его жене, она все равно испытывает к нему какие-то чувства, настолько поразило Дункана, что у него защемило в груди.